Она вышла из детской комнаты и вернулась в спальню. У него снова был жар, он метался по кровати, сжимая простыню ладонями. Она подошла к нему, потрогала лоб, подавив в себе горестный вздох, и поправила одеяло.
Свеча неимоверно коптила, женщина щипчиками, беззвучно, сняла фитиль и потушила его. Мужчина снова заметался по кровати, она прильнула к его щеке губами. Солёная горькая слёза оставила на её щеке влажный след, а женщина всё сильнее прижимала к себе мужа и беззвучно плакала. С каждым днём ему становилось всё хуже. Она так боялась его потерять! С первой встречи она поняла: вот он! с ним она хочет связать всю свою жизнь! И вот она едва-едва не теряла его каждый день, боролась вместе с докторами за его жизнь, но болезнь не отступала, а наоборот, словно назло, всё скорее пыталась забрать его. Каждый день он диктовал ей ноты; жизнь из него уходила, медленно, по каплям, но уходила, чтобы никогда больше не вернуться. А он с каждым следующим днём пытался запечатлеть в нотном стане ещё больше музыки, чем в предыдущй день. Женщина не позволяла себе плакать при нём, она не хотела, чтобы он переживал за неё ещё больше. Но он волновался.
— Станси... - елё слышно прошептал мужчина, но она услышала.
— Не разговаривай, поспи. Поспи... - Констанция прижалась щекой к бледному лицу Вольфганга.
— Станси, там на столе, кажется ноты... Принеси мне их... Пожалуйста...
— Вольфи... - Констанс отворачивается к окну и вытирает слезу. - Отдохни, ты ведь совершенно вымотался, у тебя жар...
— Я знаю, - коротко отвечает он. - Принеси...
Женщина встаёт с кровати, зажигает свечу и подходит к столу у стены.
— Какие из них?
— Реквием.
— Вольфи, он тебя убивает... Ох, Вольфи... - женщина устало опускается рядом с мужем, подавая ему пачку листов.
— Лакримоза... Где же она...
— Давай я найду, - после непродолжительных поисков Констанции удаётся найти нужные листы. - Вот, - она подносит к ним свечу.
— Не жги свечей, у нас и так мало денег...
— Но ты же ничего не увидишь...
— Вольфи, постарайся уснуть, время позднее, ты бы отдохнул. Работаешь целыми днями...
— Это не работа, я записываю под диктовку, всего лишь записываю... Нет, это не работа, это наслаждение.
— Но и от наслаждения нужно отдохнуть, - Констанс забирает у него ноты и укутывает его одеялом.
— Ты обо мне как о младенце печёшься, - слабо улыбается ей Моцарт. И засыпает.
***
Утро встретило его одиночеством в постели и холодом комнаты. Констанция, по-видимому, ушла давно. За дверью послышался стук каблучков, и в комнату вошла Констанс, неся поднос с завтраком и лекарствами.
— Я думала, ты ещё спишь, - улыбнулась она, поставив поднос на столик у кровати и сев на краю постели.
— Я только что проснулся, - он слабо изогнул губы в улыбке.
— Ты сейчас позавтракаешь, а потом примешь лекарства.
— Оно такое противное!..
— Вольфи, ты и в самом деле как ребёнок! Кушай, я сейчас вернусь.
Моцарт откинулся на подушки и закрыл глаза. Яркое солнце светило прямо ему в глаза, от чего он зажмурился. Потом он решил, что ему хватит сил, чтобы встать, и, мысленно дав себе разрешение, он вышел из кровати и подошёл к окну. Октябрьский день был на удивление тёплым и солнечным. Мужчина сел на подоконник и закрыл глаза, слушая музыку осеннего ветра.
— Вольфи, - в комнате раздался укорительный негромкий голос Констанции. - Ну у тебя ведь только ночью был страшный жар. Неужели ты хочешь ещё сильнее заболеть?
— Прости, но солнце так... так манило... Я не устоял, - Моцарт слез с подоконника и подошёл к жене.
— Ну конечно ты ещё не ел, и уж тем более не принимал лекарства, - разочарованно произнесла Констанс. - И после это ты хочешь, чтобы я относилась к тебе, как ко взрослому человеку...
Моцарт послушно позавтракал, выпил лекарства и даже лёг в постель по настоянию Констанс.
***
Ровно через два месяца он скончался.